сборная России жен (водное поло) Сидней-2000 Однажды для страны интервью прыжки в воду Афины-2004 Пекин-2008
В нулевые Юлия Пахалина практически в одиночку сражалась с китайскими роботами в бассейне для прыжков в воду. У нее 5 олимпийских медалей, включая золото Сиднея в дуэте с Верой Ильиной, и три победы на чемпионатах мира (1998, 2009). Но она до сих пор живет с ощущением того, что не выиграла главного – личного олимпийского золота.
15 лет назад Юлия уехала из Пензы в США, вышла замуж за индуса Мухаммеда и приняла ислам, но продолжила выигрывать медали для России. Сейчас она воспитывает двоих детей – дочери Суфии 7 лет, сыну Мохсину недавно исполнилось два – и иногда прилетает с ними к отцу-тренеру в Пензу.
Алексей Авдохин для сериала «Однажды для страны» дозвонился до лучшей прыгуньи в отечественной истории с необычной судьбой.
– Я живу в Хьюстоне, занимаюсь семьей, у меня двое детей. После того как закончила прыгать, работала тренером в американском университете, но пришлось оставить эту работу, потому что у меня родился сын. Ему два года. Сейчас все время уходит на детей, семью, дом. Прыжки в воду смотрю только по телевизору, а для себя занимаюсь фитнесом.
– Вы живете в США пятнадцать лет. Помните отъезд?
– Это было наше с отцом (Владимир Пахалин – личный тренер Юлии, Sports.ru) общее решение. 2000-е – все только начиналось, мы не знали, что будет в России со спортом. Поступило предложение от тренера в американском университете – приехать на полную стипендию.
Выгодный вариант – обучение, питание, проживание оплачивал университет. Была возможность получить образование за границей, выучить язык. К тому же в Хьюстоне уже жила Вера Ильина, с которой мы только что выиграли Олимпиаду в Сиднее и собирались продолжать тренировки. Без нее я бы, конечно, не поехала.
– Сомневались?
– Год думала. Было тяжело найти стимул для тренировок после золота в Сиднее. Мне казалось, нужно что-то поменять в жизни. После всплесков и эмоций, как в Австралии, всегда нелегко, идет черная полоса.
А это была смена обстановки, смена жизни, другая культура и новое препятствие. Смогу ли я? Когда уезжала, ужасно говорила по-английски – умела кое-что читать со словариком, но сказать могла два с половиной слова. Прожить там еще могла, но учеба в университете казалась сложной задачей. Боялась, что не получится.
– Долго привыкали к новой стране?
– Первый год был очень тяжелым. Хотелось домой. Я боялась говорить с людьми – вдруг меня не поймут, начнут смеяться над моим английским. Думала, что не буду успевать в университете и меня выгонят за неуспеваемость. Могла готовиться ночью к экзамену, а наутро тренировка – качество прыжков сразу снизилось. На первый план вышел университет, учеба. Но прыгать все равно прыгала – каждые выходные соревнования, практики хватало.
– В университете справлялись?
– Училась по специальности sports management. Мне делали поблажки. Я могла сдавать тесты в других условиях – без шума, без ограничения во времени. Плюс для иностранных спортсменов были бесплатные репетиторы, с которыми первые два года ты обязан заниматься – это очень помогало.
– Ваши дети говорят по-русски?
– Конечно. Сыну два года, он еще только начинает. А дочери семь, она хорошо разговаривает.
– Кем они себя ощущают – русскими, американцами, индусами?
– Дочь родилась и выросла в Америке, у нее там друзья, двоюродные братья и сестры. Она, конечно, уже не русская. По сравнению с русскими детьми очень мягкая, стеснительная – когда приезжаем в Россию, она их не понимает. Слишком бойких даже побаивается – воспитание нашей индийской бабушки. Но ей очень нравится русская культура, она всем интересуется. А сын пока еще не понимает ничего, но мне кажется, он более русский – даже по конституции, чертам лица.
– Они будут спортсменами?
– Дочь ходит на гимнастику, бассейн у нас далеко от дома – полтора часа в одну сторону тяжело для ребенка. Ей нравится, когда в Россию приезжали, она даже крутила сальто у папы в зале – может, говорит, и прыгать буду. А кто тебя тренировать будет? Ты!
Если и отдавать дочь в прыжки, то буду смотреть, какие тренеры – не могу отдать дочь людям, которые ничего не смыслят в прыжках в воду. Для дочери почему-то не хочу такого пути, а для сына бы хотела.
– Чего вам не хватает в США?
– Нормальный русский человек всегда хочет приехать назад, хотя бы ненадолго – ностальгия. Не хватает улиц моего детства, на которых я играла, они так изменились. Природы, русской еды, бани, леса, ягод. По зиме очень скучаю, если бы не маленький сын, то с дочерью зимой приезжала бы чаще. Еще нестриженных газонов – только в США понимаешь, как их не хватает.
– Когда прилетаете в Россию, чувствуете изменения?
– В Пензе не замечаю улучшений. Понастроили этих высоток в нашей маленькой Пензе. В Хьюстоне многоэтажками застроен только центр, в них никто не живет, все стараются иметь свой дом, землю, чтобы дети выходили, играли.
А Пенза – это же не Москва, не мегаполис, здесь всегда были маленькие аккуратные дома. Нигде нет стоянок, парковок. Постоянные ремонты дорог – меня это вообще убивает. Сколько можно их ремонтировать? И все время днем, в рабочее время.
Люди тоже не меняются. Много озлобленных лиц до сих пор. Я думала, люди в России начнут перестраиваться, станут оптимистичнее. Может быть еще не прошло поколение, которое чем-то озлоблено. Возможно, молодежь растет другой, но я с ними мало общаюсь.
– Расскажите о вашем муже.
– Его зовут Мухаммед, он индус, но уже давно является американским гражданином. Мы вместе учились в университете. Сейчас у него своя software company, занимается разработкой программного обеспечения.
– Вы были на его родине? Что в Индии поразило больше всего?
– Ой, там столько всего! Индия вообще очень интересная страна. Там очень красивые места, таких больше нет нигде на земле. Например, Кашмир – удивительное место, куда никто не ездит, потому что там постоянная война между Индией и Пакистаном.
Куча языков и диалектов – в новый город приезжаешь, а они по-другому говорят, муж их уже не понимает. Везде очень много людей, суета, все время что-то продают. Постоянный трафик, сигналят, гудят, стоит такой шум, что спать утром невозможно. В городе по дорогам ходят коровы и создают пробки, а их никто не имеет права тронуть – священные животные.
Поразила разница в кастах. Индия вроде развивается, но все равно осталась классовость. Есть очень богатые, очень-очень, и тут же рядом в хибарках живут бедняки, у которых вообще ничего нет. Ни света, ни газа, ничего – керосинки только.
– Когда поняли, что хотите принять ислам?
– Больше десяти лет назад, еще до замужества. После знакомства с мужем я увидела, как живет он, по каким правилам, как у них все устроено в семье. И поняла, что хочу жить так же.
– Вы получили американское гражданство?
– Три года назад.
– Что изменилось?
– Могу голосовать за американского президента – больше, в общем-то, ничего. Единственное – если у тебя американский паспорт и вдруг ты куда-то попал, все время надеешься, что к тебе будут, грубо говоря, по-другому относиться.
В мире американский паспорт считается престижным, но в моем случае настоял муж – он хотел, чтобы я приняла гражданство. Но если бы у меня не было возможности иметь двойное гражданство, я, конечно, бы на это не пошла. Осталась бы просто с грин-картой.
– Голосовали за Трампа?
– Я не ходила на выборы. Не верю в эти игры, мне все равно. А муж, по-моему, голосовал за Клинтон.
– Вы прыгали на трех Олимпиадах. Где было сложнее?
– Наверное, в Афинах. На вторую Олимпиаду вообще настраиваться очень тяжело. В Сиднее Вера Ильина мне говорила – да ты чего, это самые убийственные соревнования, какие только могут быть. Но мне в первый раз было как будто по барабану – интересно, легко. В Афинах мы опять шли на золото, а когда не получилось – появилось ощущение, будто тебя сшибли паровозом.
– Вы так и не выиграли личное олимпийское золото. Это сильно тяготит?
– Конечно. Всегда. Это останется на всю жизнь, наверное. Я даже все соревнования смотрела, думая, как мне надо было прыгать. Решила личные старты больше не смотреть, потому что потом месяц не могу отойти. Все остальное смотрю, а личные не могу. Психологически все время прокручиваю, как сама прыгаю. Мне потом плохо, долго отхожу. Всегда хочется вернуться, доказать, что в Пекине выиграла я, а не китаянка. Там до такой степени все было близко, что сложно сказать, кто выиграл. Но серебро досталось мне, и уже теперь никому ничего не докажешь.
– Вы собирались вернуться к Олимпиаде в Лондоне. Почему не получилось?
– Я не смогла найти человека, с которым бы могла оставить дочь, чтобы нормально тренироваться. Ей тогда еще не было двух лет. Рядом не было отца, который бы меня мог без травм подвести к Играм – он не мог приехать ко мне. Мама не захотела ехать со мной, хотя я ей предлагала. Тренировки получались очень сумбурными, а это ерунда.
Я могла бы, конечно, бросить мужа и поехать тренироваться в Россию, но для меня семья главнее. Муж, кстати, всегда хотел, чтобы я взяла американское гражданство и прыгала за них. Он вообще меня поддерживал, хотел, чтобы я вернулась в спорт. Сейчас иногда жалею, что не получилось. Думаю, дети – им-то какая разница, они все равно вырастут. Но я родила дочь в 33 года, это был осознанный поступок, счастье – ты хочешь заниматься этим ребенком, быть все время с ним. Поэтому не смогла закрыть глаза и оставить ее с кем-то, а сама тренироваться.
Я ведь была на трех Олимпиадах – просто путешествие еще на одну для меня было не вариантом. Установка всегда делалась только на медаль и лучше всего золотую. Потому что когда проигрываю, очень сильно переживаю и восстанавливаться после этого тяжело.
– Были конкретные предложения выступать за США?
– Нет, да я бы все равно никогда на это не пошла. Не знаю, делают ли они вообще такие предложения, но мне никто и никогда не предлагал.
– Ваше золото на ЧМ до 2017-го было последней русской победой в прыжках воду. У вас есть объяснение, почему Россия так долго не выигрывала?
– На этот вопрос, наверное, лучше ответил бы мой папа – по-тренерски. На мой взгляд, здесь много компонентов.
У нас была большая конкуренция внутри страны – Вера Ильина, Ирина Лашко, я – мы хотели выиграть, чтобы просто куда-то поехать. Мы были одними из лучших в мире, но втроем оказались в России. Сейчас не вижу конкуренции в стране. Тех, кто прыгает, никто не подпирает, им не надо стремиться. Я не говорю о Захарове, о Кузнецове – они уже находятся на другой волне, соревнуются с миром и с собой. А уйдут они – кто будет прыгать?
Еще одна проблема – у нас многие пытаются слепо копировать китайцев. Не понимая, что и зачем – увидели, что китайцы так делают, значит так и надо. Но посмотрите, кто сидит на бортике у китайцев – очень много тех, с кем я прыгала. Это поколение само прыгало на мировом уровне, а сейчас тренирует.
А у нас? Тренеры в России сами никогда ничего не выигрывали. Кроме Ирины Калининой, но она прыгала очень давно, и если вы посмотрите на пленке ее прыжки, то это уровень сегодняшнего мастера спорта. В те времена это было круто, сейчас – нет. И она одна такая, других тренеров вообще нет. То ли зарплаты маленькие, то ли стимулов нет – не идут.
– Раскройте секрет китайцев. Причина их доминирования в прыжках – физиологические особенности или особая методика?
– Никакого секрета нет – они просто очень много тренируются, не жалея спортсменов. Физиология, конечно, тоже – они все от природы с короткой спиной, короткими ногами. Но у них в стране жесткий отбор – там столько желающих вырасти в Гао Минь или кого-то еще, все стремятся. Из лучших они отбирают самых лучших. И потом они живут в бассейне, постоянно тренируются, сплошные повторы, очень много физической подготовки. Гоняют их, гоняют, гоняют, потому что у них еще таких миллиард.
Много спортсменов забирают в прыжки из гимнастики – они уже готовы. Сила обеспечена, вертикаль знают – с ними легче работать. Но их когда-то кто-то научил. Они же хитрые китайцы – постоянно приглашают консультантов из-за границы, совершенствуются.
– Женские прыжки сильно шагнули вперед? Например, по сравнению, с вашей программой из 2008-го?
– Да нет, конечно. Все то же самое. Есть две прыгуньи – австралийка и канадка – которые делают сложнее винтовой класс, два винта с двумя с половиной оборотами. А все остальные нет, даже китаянки.
Плюс мы с Ильиной делали классический наскок, а все в мире сейчас делают наскок подпрыжкой – он двойной, а это дает такое нехорошее преимущество в высоте. Если бы меня в свое время научили такому наскоку, моя программа была бы намного сложнее тех, которые сейчас прыгают. Для чего им нужен этот наскок, если они не усложняют программы – не понимаю.
– У вас же достаточно травматичный вид спорта. Сильно беспокоят его последствия?
– Мне повезло – меня хорошо «обкрутили», я не очень много падала. Один раз, правда, очень сильно – на батуте. Мне было лет десять, я делала «три вперед» и пришла на шею. Ноги перегнулись через меня, могла сломать позвоночник, как гимнастка Мухина, у нее был такой же случай. Бог спас, но с тех пор мучаюсь с шеей – сплю на специальной подушке. В остальном – повезло.
– Не скучно без прыжков? Что бы, например, ответили на предложение из России?
– Зависит от того, какое предложение, с кем работать. Но года через три-четыре, когда сын вырастет, я бы с удовольствием начала тренировать. Однозначно. Прыжки – моя жизнь, это все для меня.
Другие крутые интервью с героями воды:
Владимир Сельков: «В начале 90-х нельзя было спокойно гулять. Или бы шапку сняли, или наваляли просто так»
Владимир Пышненко: «В сборной США по плаванию собраны не просто таланты, а выжившие»
Арвидас Юозайтис: «Я выиграл олимпийскую медаль, чтобы вырваться из плена»
Игорь Полянский: «Приехали в Новую Зеландию и обалдели: двери в домах стеклянные. С молотком спать, что ли?»
Фото: Gettyimages.ru/Daniel Berehulak/FINA (1,5); РИА Новости/Сергей Гунеев; facebook.com/yulia.pakhalina, a href=»http://www.facebook.com/anwarhouston»>anwarhouston; Gettyimages.ru/Clive Rose, China Photos
Источник:
