«Поет Иосиф Кобзон» – так называлась его грампластинка, вышедшая ровно 50 лет назад, в 1967 году, так просто его можно представлять и сегодня. 11 сентября ему исполняется 80 лет. И, рассказывая о своей жизни «Антенне», он не только говорил, но и пел.
– Иосиф Давыдович, с каким настроением встречаете юбилей?
– Это ответственная дата. Я не иду ни на какие рекорды, но в Кремле впервые в истории нашей эстрады кто-то выступит с сольным концертом в 80 лет. Вот только Шарль Азнавур в возрасте за 90 выходит на сцену. Самая большая трудность – не физическая нагрузка, а выбрать такой репертуар из моих многочисленных песен, чтобы отразить в нем то, что я делал на протяжении многих лет. Концерт должен идти не более двух с половиной часов, хотя у меня юбилейные шоу никогда не шли такое короткое время – и пять часов было, и десять.
Фото: личный архив Иосифа Кобзона– В вас столько энергии, что даже не верится, что вам уже 80…
– Когда мне было 60 лет, в зале «Россия» я заявил, что это мой юбилейный концерт и собираюсь уйти. Мероприятие прошло 11 сентября. И сразу же меня позвали на вечер памяти Роберта Рождественского. Как отказаться? Потом вечер памяти Эдуарда Колмановского – и пошло-поехало. Если я работаю с поэтами и композиторами, то почему не с публикой? Поэтому и не получилось уйти. У меня был замечательный ансамбль «Время». Его участники волновались: «Куда ты нас бросаешь?» «Ну ладно, немножко поработаю». Так и остался. Но в 80 лет уже неприлично развлекать аудиторию.
– Вы же не развлекаете. Скорее облагораживаете…
– Главное – получать удовольствие от того, что делаешь. Когда я увижу полупустой зал, это будет последний концерт, вернее, крайний. Все, край, значит, к тебе интерес потерян, иди отдыхай. Для меня, как и для любого певца, наркотиком являются эмоции зала. На пенсии я давно, но аплодисменты – это такой манок. Перед выходом на сцену волнуюсь, как перед первым поцелуем. Как в песне Фрэнка Синатры – это мой путь. И я не знаю, что буду делать после этих концертов.
– Кто вам привил любовь к пению?
– Мама. Помню, мы вечерами собирались: братья, сестра – и пели украинские песни вместе с ней. Без электричества, при керосиновой лампе.
Фото: личный архив Иосифа Кобзона– И все были счастливы….
– Да. Мяч гоняли во дворе тряпичный, дрались. Поводов было много. Кто-то из чужаков пытался провожать наших девчонок. Это сейчас на дискотеках хватают за руки и приглашают на интимные встречи. А тогда ждали как манны небесной, чтобы вдруг разрешили в щечку поцеловать. Когда начинаешь говорить про эти вещи молодежи, они смеются.
– Думают, что вы ворчун, наверное?
– Внуки говорят: «Дед, ну ты даешь!» А я им в ответ: «Да не волнуйтесь, все равно я больше, чем вы, видел, встречал и целовал». Но дело в том, что не лез под юбку и не оскорблял девушку своим отношением. И первая любовь в шестом классе, и студенческая – все это было. Была танцплощадка в парке. Мы ходили туда каждый вечер, протирали единственные башмаки. Еще по проспекту Маркса в Днепропетровске бродили с девчонками. Мамка гладила рубашку, чтобы опрятным вышел в город. Если кто-нибудь подходил, мы говорили: «Отвали! Это моя девчонка». «Что значит твоя?» – «Я с ней хожу». Тогда даже слово «дружу» не произносили. Только «хожу», потому что мы прохаживались.
– Подарков девушкам тогда особо не делали?
– Откуда? Денег-то не было. Поэтому я после седьмого класса пошел в горный техникум, чтобы как-то облегчить семейный бюджет. Почему в горный? Меня тогда вообще ничего не привлекало. А там стипендия была хорошая – 180 рублей. Получил первые деньги и с гордостью купил клеенчатый ридикюль маме. Он по сей день у сестры хранится.
– Вы среди братьев были самым задиристым?
– Не могу сказать, что я всегда верховодил, но, во всяком случае, меня слушали. Был запевалой в пионерском отряде, потом – в самодеятельности школьной, в горном техникуме, в армии, то есть мне все время хотелось быть на виду. И, собственно говоря, не только быть на виду, но и отвечать за статус, за свое положение. Для меня это важно было.
– Когда перебрались в Москву и поступили в Гнесинку, подрабатывали?
– Да. Разгружал и загружал вагоны на Рижском вокзале. Подрабатывал в старом цирке на Цветном бульваре. Там в программах обязательно значилась песня в начале и конце. И я ее исполнял. А потом пошла работа – сначала с композиторами, затем самостоятельно уже. Но не чурался коллективной работы: концерты на съезды комсомола, открытие предприятий. Я первый стал давать по два-три сольника в день. Объездил всю страну, единственный, кто побывал на Командорских островах (самый удаленный уголок России. – Прим. «Антенны»). На острове Беринга дал концерт в избушке.
Фото: личный архив Иосифа Кобзона– За границу, помните, когда первый раз поехали?
– В 1960 году вместе с композитором Эдуардом Колмановским и поэтом Константином Ваншенкиным в Болгарию.
– И вас поразило что-то?
– Ничего. Просто я увидел, что, оказывается, есть вещи интереснее, чем у нас, но не более того. Рубашечки цветные, штаны. В принципе за рубеж ездили за лифчиками, за трусами, за блузками. От бедноты. Гениальное четверостишие сочинил заведующий музыкальной частью ансамбля «Березка» Виктор Темнов: «Во Флоренции сказали нам: вот Рафаэль, вот Тициан и все Микеланджеловы творенья. А мы уткнулися в лотки и кофты брали за грудки. У нас своя эпоха Возрожденья». Вот это и было советское время. Так мы жили.
- 1
- 2
- 3
Материал из горячей темы: Прямая речь: интервью знаменитостей
Дарья Пынзарь: «Наращиваю волосы, сделала грудь – ничего из себя не строю»
Сергей Майоров: «Мое средство от депрессии – телескоп»
Ричард Гир: «В любви честных не бывает»
